Как говорить с ребёнком, чтобы он слышал с первого раза?

— Почему дети не слышат родителей?

Знаешь, как часто говоришь своему сыну: “Данила, сделай это или сделай то”? Или очень часто — на примере своей семьи и не только — взрослые говорят: “Я повторял ей 30 раз, она меня не слышит. Я повторял ей 20 раз, она меня не слышит” — учить уроки, убрать за собой посуду, навести порядок в комнате или прочитать книжку. А ребёнок никак не реагирует. Причём не реагирует даже на крик. Или делает какие-то действия уже после крика, но совершенно неосознанно. Как родителю реагировать в такие моменты, как правильно вести себя, когда дети тебя не слышат?

— Начнём с того, что здесь надо рассмотреть обе стороны: что происходит с восприятием родителей и что происходит с восприятием ребёнка.

Начнём с восприятия родителя. Когда ты говоришь ребёнку, например, убрать комнату, вынести мусор или учить уроки, из какого состояния это делается? Почему ты это говоришь? Ты говоришь, потому что это твоё личное желание или потому что это нормальное действие с точки зрения общества, жизни, истины, закона Вселенной, или потому что это определённое правило, о котором вы с ребёнком договорились, или правило этого подъезда, этой школы?

То есть важно понять, почему именно ты совершаешь это действие, иначе мы уходим в абстракцию.

Есть разумные ситуации. Например, просишь ребёнка помыть пол. Он спрашивает: “А чего я буду мыть пол?” Ты отвечаешь: “Я сегодня мыла, вчера мыл папа, позавчера мыл дядя, а сегодня моешь ты”. Здесь просьба адекватна. А представим другой сценарий: говоришь помыть пол, а ребёнок отвечает: “Чего я буду мыть пол, я уже 48 раз мыл. Сегодня — 4 раза, вчера — 20, позавчера — 15”.

Эту статью будут читать разные люди. Очень важно, чтобы это не стало обманом, чтобы мы не находились в режиме ложных заблуждений, конструкций, нужно понять, что существуют разные посылы внутри.

Например, когда мы говорим: “Сделай уроки”, что происходит? Мы можем говорить это из позиции:

1. Школьное правило — делать домашние задания обязательно.
2. Мы считаем, что делать уроки правильно и полезно.

Кому-то это может показаться странным, но история простая. Я живу в США, и ни на одной встрече с родителями не слышал понятия обязательности делать уроки. Там бывают ситуации: не задаём домашние задания, или задаём и можно посмотреть их раз в неделю. Некоторые учителя советуют: “Смотрите, чтобы ребёнок каждый день читал 40 минут”. У меня четверо детей, широкий диапазон восприятия. Некоторые учителя вообще не дают указаний — ребёнок находится в состоянии свободы.

Недавно дочка в 10 классе подошла и спросила: “Папа, я решила правильно или нет?” Ситуация была сложная по химии. Я сам не знал ответ, проверил через ChatGPT, и оказалось, что она допустила ошибку. Она расстроилась, ушла, вернулась и говорит: “Что-то здесь не то, я всё правильно решила”. И она оказалась права: при проверке в ChatGPT я неправильно внёс данные.

То есть я действую из позиции: я не знаю, как ребёнку правильно объяснить, и соблюдаю внутренние правила школы. Ты знаешь, мы жили в Минске. Там часто говорят, что родители должны сидеть с ребёнком и делать домашнее задание. Это уже скорее общественная установка, а не требование школы, и я с этим не согласен. Это не моя обязанность — делать уроки за ребёнка. Но надо уметь объяснять, смотреть и так далее — и это должны делать учителя. Поэтому, если я дома буду говорить ребёнку: “Сделай домашнее задание”, я сначала осознаю причину своего обращения. Именно с этого стартуем, когда обсуждаем, что делать, если дети не слушают: сначала нужно понять причину.

Если я начинаю требовать от ребёнка делать домашнее задание только потому, что так требуют учителя, и для меня мнение учителя важнее моего сына, важнее истинных правил жизни, если для меня главное — чтобы, не дай бог, учитель не сказал, что мой ребёнок плохо учится, потому что это может повлиять на мою репутацию, или чтобы другие родители не подумали чего-то плохого — то всё это становится важнее истины.

А истина — это знания, понимание моего ребёнка, правда с точки зрения жизни: нужно ли делать домашнее задание, в каком объёме, зачем. Может быть, мой ребёнок не делает его, потому что способен выполнить это за две минуты и считает бессмысленной тратой времени. А может, не делает, потому что каждый раз, когда он старается, учитель ругает его, кидается дневником или обесценивает.

Я очень хорошо помню, как в школе был уверен, что у меня проблемы с русским языком, литературой и белорусским языком. Всё время ругали за почерк, кидались дневником, ставили двойки за сочинения. Сейчас, если на меня посмотреть, вряд ли можно подумать, что я не способен написать сочинение. Я могу написать его на любую тему и в любом объёме. Нет никаких ограничений. Но тогда ситуация была именно такой. И если кто-то приходил и спрашивал: “Почему у тебя 3/3 по сочинению?”, родители могли только задать вопрос — никто не помогал разобраться, понять, что такое сочинение, как его писать. Я не встретил ни одного человека, который объяснил бы. Поэтому здесь всегда важно понять побуждение — какой импульс движет нами, когда мы что-то требуем. Именно с этого всё и начинается.

— Давай вернёмся к такому импульсу, когда у родителя действительно есть запрос на выполнение нормальных, правильных действий — истинных, добрых правил. Когда он говорит ребёнку не из эго, не из страха, а просто просит о понятных вещах, а ребёнок всё равно его не слышит. Очень частая ситуация: ребёнок словно в своём мире. Он может согласиться, пообещать что-то сделать, но в итоге он действительно это не слышит. Как в такой ситуации реагировать взрослому?

— То есть ты говоришь, что родитель просит ребёнка делать адекватные вещи, а он не слышит? Не слышит — это в смысле у него проблемы со слухом? Проблемы со здоровьем? Или он просто не хочет слышать?

Если ты посмотришь на свою жизнь — на коллег, сотрудников, начальство, родственников, друзей — ты увидишь ровно такое же количество людей, которые не слышат. Не хотят слышать, не могут, у них нет сил, нет желания воспринимать. Просто бесконечное количество таких случаев. Чем они отличаются от ребёнка? Тем, что своего ребёнка мы воспринимаем как собственность. Он должен подчиняться. Мы чувствуем, что можем на него влиять. Это человек, на которого у нас есть доступ к воздействию.

Если кто-то тебе скажет: “У этого человека умер ребёнок”, — ты можешь посочувствовать, направить любовь, погрустить. Но твоя система, скорее всего, не отреагирует глубоко. А если, не дай бог, умер твой ребёнок — это перевернёт весь твой мир. Почему так? Что это за связь?

И задача человека — относиться ко всем людям одинаково, не делить, не выделять своих перед чужими. Это огромная, зрелая задача. Это не значит быть безэмоциональным. Любишь своего ребёнка — транслируй любовь и другим детям. Можно ли любить только своего, а другого — нет? Тогда вопрос: а это точно любовь? Или это просто какое-то состояние?

— Хочешь сказать, что если ты не любишь другого ребёнка, то и своего по-настоящему не любишь?

— В какой-то мере да. С точки зрения познания любви как широкой, духовной энергии — да. Потому что настоящая любовь распространяется на всех людей. Её невозможно ограничить одним человеком. Если ограничиваешь — это уже другая форма любви. Это любовь-привязанность: к маме, к сыну. Но не всеобъемлющая человеческая любовь.

Если рассуждать с позиции этой любви, то, конечно, когда ты разговариваешь со своим ребёнком, а он тебя “не слышит”, — это может быть не столько непослушание, сколько блокировка на уровне энергии. Он может эмоционально закрыться, может блокировать восприятие твоих слов. Иногда у ребёнка просто такая врождённая энергетическая структура, что он не воспринимает определённые посылы от родителей.

Я много раз видел в ведической астрологии описания, где говорили, например: “Эти дети будут с матерью в сложных отношениях” или “до 40 лет между ними будет конфликт”. Там множество факторов: духовная природа ребёнка, духовная природа родителя, их прошлый опыт, наследственные связи. Поэтому твоя задача как матери или моя как отца — максимально стараться разобраться в каждой конкретной ситуации и понять, что на самом деле происходит.

Так же, как я до 18 лет был низкого роста, а потом резко вырос. Или не мог запоминать стихи, а потом вдруг стал прекрасно запоминать. В детстве я учился неплохо, но не был отличником, как ты, например. Ты казалась мне заучкой, хотя это было лишь моё восприятие. А потом, в какой-то момент, я стал запоминать огромное количество информации. Ровно так же и дети: они меняются, проходят свои внутренние процессы, живут в разных состояниях, энергиях.

И прежде чем делать выводы — почему ребёнок не слышит или не делает что-то, — нужно понять, в каком он сейчас состоянии, что происходит в его внутреннем мире. И вообще, кто сказал, что он хочет делать то действие, которое мы от него ожидаем?

Вот у меня, например, есть вещи, которые я всю жизнь прошу свою жену не делать. Прошу снова и снова, а она всё равно делает. Как делала, так и делает. Это её право, выбор. Мне, с социальной точки зрения, это не нравится. Но, очевидно, для неё это не имеет большого значения. Если бы имело — она бы перестала. Но она не перестаёт. Есть вероятность, что когда-нибудь перестанет? Конечно. Просто в какой-то момент ей самой захочется это изменить. У неё поменяется внутреннее состояние, внутренний настрой, система ценностей — и тогда она начнёт вести себя по-другому.

То же самое с детьми. Когда ты просишь своего сына что-то сделать, важно смотреть с двух сторон. С одной стороны, есть вещи, где ты просто просишь — он не делает. С другой — где ты требуешь, где тебе кажется, что ты знаешь, как правильнее, где ты жаждешь, чтобы он поступил именно так, как считаешь нужным. И вот здесь начинается совсем другой пласт.

— Вот когда нам кажется, что мы знаем лучше ребёнка, как ему поступить. Мы уверены, что понимаем, какой университет ему выбрать, куда идти работать, стоит ли выходить замуж за этого человека. Мы опираемся на свой опыт, на свой авторитет, и нам кажется, что мы делаем это из любви. Но, возможно, через ребёнка мы просто реализуем собственные желания. Мы хотим дать ему всё самое лучшее — денег, возможностей, образование. А ребёнку это может быть вообще не нужно: ни деньги, ни университет, он просто хочет сажать огурцы на хуторе.

Очень часто возникает это противоречие: родитель искренне хочет “как лучше”, а ребёнок внутренне отторгает. Как быть в таком случае? Никогда ничего не советовать? Даже из любви не показывать, как правильнее сделать следующий шаг?

— Я не думаю, что к этому вопросу стоит подходить в категориях “никогда” или “всегда”. Здесь важно здравомыслие. Нужно понимать, почему ты предлагаешь ребёнку тот или иной вариант, почему именно этот университет, это действие, этот выбор.

Вот ты, например, поступала в университет. Это был твой выбор?

— Поступление в конкретный университет — да, мой выбор. А вот само решение идти в университет как жизненный шаг — социальная модель. Тогда я просто не могла представить, что можно иначе.

— Да, мы с тобой росли в семье, где другой вариант просто не рассматривался. Нам никто не говорил, что можно жить по-другому, не объяснял, не обсуждал. Но сейчас, имея четверых детей, я понимаю — можно и по-другому. И ты сама это тоже понимаешь.

Если рассмотреть разные картины, всегда можно придумать «лучшую» версию. Например, представить, что моя дочь поступает в Гарвард, Стэнфорд или Беркли, выбирает “правильную” специальность. А потом начинается накрутка: мало просто Гарварда — пусть будет лучшей студенткой. Пусть выиграет сотни олимпиад. Пусть её примут сразу в десятки университетов, и она сама выберет. Всегда можно надстраивать ожидания, добавлять планку выше и выше.

А можно сделать наоборот — полностью отпустить ситуацию. Есть родители, которые вообще не вмешиваются: не обсуждают, не вкладываются, не следят. Просто говорят — “будет, как будет”. Но часто это не осознанное принятие, а отстранённость. Они абстрагируются, не потому что доверяют, а потому что не хотят тратить энергию, вникать, разбираться, действительно понимать, что происходит в жизни ребёнка.

А ведь главное во всех ситуациях — здравомыслие с точки зрения согласия с законами Вселенной.

1. Первое — не манипулировать.
2. Второе — помнить, что жизнь другого человека принадлежит только ему. Не тебе как родителю, не обществу, не школе. Ребёнок сам выбрал прийти в твою семью, а не ты выбрала его как собственность. Но мы часто живём так, будто ребёнок — наша вещь, пока не исполнится восемнадцать. Закон говорит: “После 18 он свободен”. Но с духовной точки зрения он всегда был и остаётся отдельной душой, независимо от возраста. Какая разница, сколько ему лет?

Помнишь, мы недавно обсуждали: что ты будешь делать, если твоя дочь, став совершеннолетней, решит выйти замуж, уехать за границу и не поступать в университет? С моей точки зрения, возраст здесь не имеет значения. Важно — как ты с ней разговариваешь, как обсуждаешь её решения. Как ты смотришь на её будущее, на её внутренние состояния, на то, в каком она сейчас мире живёт. Она заблуждается? Находится в иллюзии? Или это её истинный выбор? Может быть, не поступать в университет — это для неё не слабость, а честность? А если она поступит “из-под палки”, это будет травмой.

Я, например, вырос в семье, где со мной никогда не обсуждали по-настоящему отношения — ни с девушками, ни с друзьями, ни вообще с людьми. Никто не садился со мной спокойно поговорить, объяснить, помочь разобраться. Наверное, для этого нужно было, чтобы родители понимали, хотели разбираться — имели знания, опыт, просто человечность. Ведь нужно увидеть, когда ребёнок в чём-то теряется, и не осуждать, а помочь. У меня действительно были трудности — с общением, с уверенностью, с внутренним состоянием. Не катастрофические, но значимые. И мама, конечно, сказала бы: “Опять жалуешься на детство”. Но я не жалуюсь. У меня было много хорошего. Просто и проблем было достаточно — тех, о которых никто не говорил.

И вот в этом суть роли родителя: действовать не из своих целей, а из понимания баланса — между своей жизнью и жизнью ребёнка. Не растворяться в нём, но и не подменять его выбор своим. Сбалансировать это.

Например, у меня четверо детей, и время от времени кто-то из них хочет записаться в какой-нибудь кружок или на дополнительные занятия. Мы ведь живём в обществе, где считается нормой, что ребёнок должен заниматься буквально всем: программированием, кройкой и шитьём, дизайном, прыжками, биатлоном, триатлоном, плаванием, английским, математикой — и, конечно, ещё раз английским. Такое ощущение, что ребёнок должен начинать эти кружки ещё в утробе матери. И я не удивлюсь, если скоро появятся курсы “как научить будущего ребёнка английскому, пока он ещё не родился”. Общество готово это потреблять.

А в нашей семье мы стараемся относиться к этому спокойно, не гнаться за всем сразу и давать детям проживать детство. Хотя, конечно, у каждого родителя здесь свой внутренний выбор.

К чему я это рассказываю? Иногда дети сами просят — “мы хотим в кружок”, “на танцы”, “на плавание”. Потому что у кого-то из друзей это есть, и им тоже хочется. Моя жена, например, говорит: “Давай запишем, я буду возить”. А я отвечаю: “Подожди. Если ты будешь их возить ещё и на эти кружки, мы попадём в зависимость. У нас не останется выходных, когда можно спонтанно всей семьёй просто поехать к океану, сходить в парк, посмотреть кино, погулять, пойти в бассейн — сделать что-то без расписания”. Это моё личное ограничение — я осознанно выбираю не перегружать семью. А Полина, например, наоборот, готова больше вкладываться. Хотя потом сама говорит: “В три школы возить тяжело”. И я спрашиваю: “А как ты собиралась на восемь кружков возить?” Вот здесь и есть ключевой момент: родителю важно осознавать границу — где он действует из ответственности, а где уже из личных амбиций или манипуляций.

То же самое с деньгами. В детстве я помню, как копил на какие-то покупки, что-то откладывал, что-то высчитывал. Хотя мы жили неплохо, у меня была привычка что-то “приберечь”. Сейчас я понимаю, что умение копить не связано со здоровым отношением к деньгам. Количество денег в детстве никак не определяет, как ты потом ими управляешь. Я знаю одно: я не хочу, чтобы мои дети слишком рано связывались с энергией денег. Считать деньги все научатся — так же, как все учатся читать и писать. Это базовая часть жизни.

Так же и родитель должен действовать по отношению к ребёнку. Когда ты говоришь: “Я хочу, чтобы мой ребёнок поступил в университет”, задай себе вопрос — что за этим стоит? Это действительно желание добра? Или это страх? Или социальная программа? Или реализация собственной мечты? Я не говорю, что не хочу, чтобы мои дети учились в университете — вовсе нет. Но важно понимать: не всем родителям выпадает одинаковый опыт.

Наши родители, например, не сталкивались с ситуацией, когда дети говорили: “Мы не хотим поступать в университет”. Мы хорошо учились, шли по понятной траектории — школа, вуз, работа. Это было естественно. Но сейчас у многих родителей появляются другие дети и другие обстоятельства. И вот здесь важно — не действовать из страха, а из осознанности.

Потому что для многих, особенно для нашего отца, было бы страшно, если бы оба ребёнка вдруг сказали: “Мы не поступаем в университет”. Думаю, ему было бы очень тяжело с этим, это был бы страх. Это очень важная конструкция и, конечно же, собственные желания.

Я недавно приводил пример. Когда люди говорят: “Как это ты уедешь? Ты же должен помогать маме. Как ты можешь оставить родителей? Ты должен быть рядом, выполнять определённые обязанности”.

А я стараюсь жить в другой парадигме. У меня четверо детей, они растут в Кремниевой долине. Недавно услышал интересную фразу, что здесь самое большое количество будущих миллиардеров, они учатся в high school, в Bay Area. Это 9–12 классы, юг Сан-Франциско. И я подумал: “Так ведь и мои дети тоже учатся и будут учиться здесь. Есть вероятность, что через пять лет они заработают больше, чем я заработал, зарабатываю и, возможно, заработаю за всю жизнь”.

И знаешь, что? Я буду искренне рад, если они захотят мне помочь. Я с удовольствием приму от них помощь — даже деньги, если предложат. Более того, я с радостью пойду к ним работать, помогать им, если им это будет нужно. А есть ли вероятность, что, наоборот, я буду помогать им всю жизнь? Конечно, есть. Может, всем сразу. А может, все они будут работать со мной — и это будет счастье. Если между нами есть взаимное уважение и мудрость, тогда совместная работа будет радостью. Без мудрости — нет. Мы бы просто съели друг друга.

Но это не значит, что я теперь говорю детям: “Смотрите, как делают китайцы — ещё в утробе учат математику, прыжки, музыку и плавание. Так что марш по кружкам по 14 часов в день!” Нет. Иногда я просто не разбираюсь в ситуации.

И вот это важный момент — что делать, когда ты не понимаешь?

Представь, твой сын говорит: “Мама, я встретил девушку, я её люблю, и, скорее всего, мы поженимся”. А ты не знаешь, как к этому отнестись. Что значит не разбираться в вопросе?

— То есть когда я не понимаю, на что это повлияет. И не понимаю, что это для него значит.

— Да. Когда ты не понимаешь, как это повлияет на жизнь, и что это за опыт. Но смотри — истина всё равно произойдёт. Ты можешь сопротивляться, не соглашаться, а он всё равно женится. И потом его жена будет знать, что вот эта женщина — его мама — не хотела, чтобы они были вместе. Вот о чём я говорю. Когда ты не разбираешься, важно понять: как действовать в этой зоне непонимания?

— Наверное, подумать про другого человека: что для него важно, куда он движется, что для него значит этот выбор, поддержать. Можно что-то посоветовать, если он сам за этим советом пришёл.

— Да, главное — постараться разобраться. Потому что бывают разные ситуации. Иногда ты видишь, что человек движется в ложной конструкции, что она не работает.

Ко мне часто приходят люди — на консультации, коучинг, менторство. Очень много слушают, задают вопросы, получают рекомендации. И, знаешь, огромное количество рекомендаций они не берут. Как я на это реагирую? Если это незнакомый человек — всё просто, он остаётся для меня незнакомым. Но если это моя дочь, и она не слышит, это другое. Это будет рядом со мной, в моей жизни. И вот тут важно понять, что именно останется рядом?

Помнишь, недавно у тебя была ситуация: ты не знала, поступил ли твой сын в университет. И ты переживала. А я тебя спросил: “За что ты на самом деле переживаешь?”

— За неизвестность — и свою, и его.

— Видишь, ты говоришь “свою и его”, но по сути это всё — твоя неизвестность. Он может сказать: “Мама, я не переживаю, у меня всё нормально, не трогай меня”. То есть ты переживаешь не за него, а за своё внутреннее состояние. За то, что тебе тяжело быть в неопределённости.

Когда человек долго болеет, почему иногда окружающие говорят: “Пусть он уже уйдёт, чтобы не мучился”? На самом деле они хотят определённости. Им невыносимо жить в ожидании. Это тот же механизм: страх перед неизвестностью. Из-за него люди разрушают бизнесы, портят отношения, принимают ложные решения — просто чтобы “выдохнуть”.

Я недавно рассказывал про “ложное открытие бизнеса”: когда человек долго сомневается, не знает, куда идти, и вот появляется хоть какая-то возможность — и он хватается за неё. Хотя всем очевидно, что это провал. Но он открывает бизнес, чтобы выдохнуть.

И вот здесь — самое главное во всём разговоре. Что на самом деле триггерит человека в отношениях с другим, особенно с ребёнком?

— Человек хочет определенности, гарантий, хочет управлять жизнью, обезопасить себя и своего ребенка от каких-то негативных факторов, что снова про определенность и про управление жизнью. Он хочет быть тем, кем не может быть по сути. Но это же базово как прошивка. Представляешь, какой вообще труд колоссальный не просто чтобы эту прошивку изменить, а какой колоссальный труд просто начать даже это осознавать?

— Поэтому удачи всем родителям.

⚡️ Подписывайтесь, новые ролики каждую среду и воскресенье

🎥 Видео по данному материалу

🎙️ А так же, слушайте мои подкасты в Yandex и Apple

• Слушать в Yandex
• Слушать в Apple